каждый из нас – это частный случай музыки и помех
так что слушай, садись и слушай божий ритмичный смех
ты лишь герц его, сот, ячейка, то, на что звук разбит
он – таинственный голос чей-то, мерный упрямый бит
он внутри у тебя стучится, тут, под воротничком
тут, под горлом, из-под ключицы, если лежать ничком
стоит капельку подучиться – станешь проводником
будешь кабель его, антенна, сеть, радиоволна
чтоб земля была нощно, денно смехом его полна
как тебя пронижет и прополощет,
чтоб забыл себя ощущать,
чтоб стал гладким, словно каштан, наощупь,
чтобы некуда упрощать
чтобы пуст был, словно ночная площадь,
некого винить и порабощать
был как старый балкон – усыпан пеплом,
листьями и лузгой
шёл каким-то шипеньем сиплым,
был пустынный песок, изгой
а проснёшься любимым сыном,
чистый, целый, нагой, другой
весь в холодном сиянье синем, распускающемся дугой
сядешь в поезд, поедешь в сити, кошелёк на дне рюкзака
обнаружишь, что ты носитель незнакомого языка
поздороваешься – в гортани, словно ржавчина, хрипотца
эта ямка у кромки рта мне скажет больше всех черт лица
здравствуй, брат мой по общей тайне, да,
я вижу в тебе отца
здравствуй, брат мой, кто независим от гордыни —
тот белый маг
мы не буквы господних писем, мы держатели для бумаг
мы не оптика, а оправа, мы сургуч под его печать
старость – думать, что выбил право
наставлять или поучать
мы динамики, а не звуки, пусть тебя не пугает смерть
если выучиться разлуке, то нетрудно её суметь
будь умерен в питье и пище,
не стремись осчастливить всех
мы трансляторы: чем мы чище,
тем слышнее господень смех
мы оттенок его, подробность, блик на красном и золотом
будем чистыми – он по гроб нас не оставит. да и потом
нет забавней его народца, что зовёт его по часам
избирает в своём болотце, ждёт инструкции к чудесам
ходит в мекку, святит колодцы, ставит певчих по голосам
слушай, слушай, как он смеётся.
над собою смеётся сам
(Вера Полозкова)
